Советия - Страница 53

5.6.2.2 Отставание идеологии от жизни

Принцип коллективного руководства, окончательно утвердившийся в годы правления Брежнева, обеспечил стране стабильность, но одновременно сделал очень трудным введение какихлибо идеологических новшеств — никто в Политбюро, включая самого генерального секретаря, не хотел быть обвиненным в ревизионизме. В стране продолжала действовать идеологическая система, доставшаяся в основном в наследство еще от Сталина с поправками Хрущева и лишь незначительными косметическими изменениями внесенными в начальный период правления Брежнева. Идеология все в меньшей степени отражала реалии жизни. Так, например, рабочий класс по-прежнему продолжали называть «гегемоном», в то время как по численности «прослойка» технической интеллигенции давно обошла и рабочий класс, и другие группы населения, став основой советского общества. Коммунистическая идеология давно нуждалась в радикальной переформулировке в духе принципов техницизма, но единственное что тогда сделали — это добавили в официальные идеологические документы упоминание о науке как производительной силе общества.

Сталинисткая по сути идеология не позволяла свободно экспериментировать в экономике, закрепляя в идеологических догмах те формы организации экономической жизни, которые хорошо работали на ранних этапах индустриализации, но становились все более непригодными по мере усложнения средств производства. Говоря марксистким языком, производительные силы по мере их роста стали вступать в противоречие с производственными отношениями. Централизованное планирование перестало справляться со все возрастающей сложностью экономической жизни. В экономике стали возрастать диспропорции и дефициты. Одной из таких диспропорций было «перепроизводство» инженеров. Перепроизводство пишу в кавычках, поскольку образованных людей никогда не может быть слишком много, просто неповоротливая система управления экономикой не знала, как их использовать, и их знания оставались невостребованными. Вместо нормальной реакции на такую ситуацию, которая заключалась бы в повышении уровня автоматизации производства и тем самым в востребовании инженерных талантов, система выдала аномальную реакцию — стала стимулировать физический, ручной труд, повышая зарплату рабочим и снижая инженерам. В среде «белых воротничков», самой большой по численности социальной группе в Советском Союзе начала 1980-х годов, постепенно стало накапливаться возмущение системой, которая не давала им нормальной творческой работы, заставляя их просиживать на работе без дела и платя им за это бессмысленное сидение минимальную зарплату, которую они вскоре стали называть «пособием по безработице». По сути, а не по форме, она таковым и являлась.

5.6.2.3. Укрепление теневой экономики

Несмотря на устаревшие, но остававшиеся в силе идеологические догмы, реальные потребности экономики требовали создания рыночного сектора в экономике. И он был создан — но подпольно. По некоторым оценкам, к началу 1980-х годов размеры теневой экономики в СССР были сравнимы с размерами официальной плановой экономики. Незаконность этой деятельности вела к гигантским потерям. Речь идет не только о том, что казна недосчитывалась половины налогов. Теневая экономика пользовалась государственными станками, производственными помещениями, а зачастую и материалами, ничего за них не платя, т. е фактически она сопровождалась массовым воровством государственной собственности. Самым тяжелым последствием нелегальности рыночного сектора стала его криминализация. Рыночный сектор экономики в нашей стране сформировался по законам воровской жизни, со всем что это подразумевает — рэкет, подкуп чиновников и т. п., т. е организованная преступность, мафия. Пресловутая «русская мафия» возникла не в период ельцинских «реформ» и даже не во времена горбачевской перестройки — в эту эпоху она лишь вылезла из подполья — но сформировалась она в период брежневского правления.

Так идеологическая окостенелость и догматизм породили мафию.

5.6.2.4 Проблемы межнациональных отношений

Национальная политика идеологов брежневской эпохи была очень непоследовательной и противоречивой. С одной стороны они поддерживали расцвет национальных культур. Но чем больше «расцветали» местные традиционные культуры, тем больше появлялось на местах националистов. С другой стороны идеологи призывали всех изучать русский язык как язык межнационального общения народов Советского Союза. Эти призывы воспринимались местными националистами как стремление к насильственной руссификации, тем более что многие еще помнили о сталинской теории русского народа как старшего брата всем прочим народам. Беда брежневских идеологов была в том, что хотя они и провозгласили возникновение новой исторической общности людей, советского народа, они понимали суть этого народа по сталинистски, просто как арифметическую сумму всех народов населявших СССР. Они не видели, что среди этих народов стал зарождаться действительно новый, действительно советский народ, вбирающий в себя наиболее образованных и приобщенных к современной цивилизации выходцев из всех древних народов, живущих на территории СССР. Если бы они вовремя заметили возникновение этого народа, и постарались опереться на него, он мог бы стать той цементирующей силой, которая спасла бы страну от распада и разбегания. Но они видели только русских, украинцев, грузин, татар, евреев, узбеков, таджиков — кого угодно, но только не советских. В таком контексте призывы к изучению русского языка могли истолковываться только как попытка принудительной руссификации, т. е. навязывание культуры одного древнего народа, русского, другим древним народам.