Рецепт процветания страны, любой страны, по Рейгану был прост до идиотизма. Он основывался на вере в бога, в «невидимую руку» рынка, и в мудрость народа, осуществляющего выбор посредством всеобщего демократического голосования. Похоже, что Рейган был довольно простодушным человеком, и искренне верил в эти немудреные идеологические догмы, забывая о том, что религия до реформации и после реформации — это, с экономической точки зрения, две совершенно разные вещи; что «невидимая рука» не спасла США от Великой Депрессии начала 30-х годов; и что всеобщее голосование появилось в самих Штатах далеко не сразу первоначально имели право голосовать только белые мужчины, обладавшие немалым имуществом (так называемый имущественный ценз). Всеобщим избирательное право в США стало лишь после того, как была построена пропагандистская машина для промывания мозгов избирателям.
Теоретически возможны такие условия, при которых демократия сможет приносить пользу, как всему обществу, так и отдельным его членам. Необходимым (но, возможно, недостаточным) условием для этого является наличие среди населения не менее 51 % очень хорошо образованных людей, способных принимать ответственные решения на основании понимания того что для них объективно выгодно, а что нет, не поддаваясь при этом давлению пропаганды. (Как показала история Перестройки, в нашей стране это условие не выполнялось).
С другой стороны, бывают такие условия, при которых демократия способна превратиться в орудие диктатуры. Возьмем такой «теоретический» пример. Допустим, в некоторой демократической стране имеется некая «олигархия», составляющая менее одного процента населения, но захватившая контроль над средствами массовой информации, прежде всего телевидением (это не противоречит предположению о том, что страна демократическая процесс монополизации средств массовой информации может происходить в силу чисто экономических причин, никак не связанных с политическим строем страны). Допустим также, что кроме этого одного процента населения существует еще 10–15 % процентов населения получающего какие-то, пусть даже незначительные, выгоды от того, что у власти находится «олигархия». Назовем эти 10–15 % процентов социальной опорой режима. Среди любой популяции всегда найдутся еще 10–15 % населения, легко поддающихся внушению и «промыванию мозгов» с помощью телевидения. Власть «олигархии» может быть объективно невыгодна этим легко внушаемым людям, но они все равно будут поддерживать режим по принципу: «нынешняя власть отняла у меня все, но я благодарен ей за то, что она дала мне свободу!». Если сложить «социальную опору» с «внушаемыми», получим 25–30 % политически активного населения, которое обязательно придет к избирательным урнам и проголосует за власть «олигархии». А если теперь еще учесть политическую апатию остального населения (старательно культивируемую «олигархией»), в результате которой на избирательные участки приходит меньше 50 % от общего числа избирателей, то эти 25 % политически активных сторонников «олигархии» оказываются в большинстве. Таким образом, формально ничуть не нарушая принципов демократии, 10 % населения легко могут осуществлять диктатуру над остальными 90 %.
Отечественные чиновники, будущие «прихватизаторы», увидели для себя в такой «рыночной демократии» большие перспективы. К концу 80-х годов основными направлениями «реформ» стали не ускорение научно-технического прогресса (о нем прочно забыли), и не строительство правового государства (это было им уж и вовсе ни к чему), а приватизация (то есть раздача государственного имущества в собственность тем, кто это имущество не создавал) и государственная поддержка религии (прямо по Марксу — если есть антагонистические классы, то нужна и религия как «опиум народа»). Чиновники жаждали сбросить с себя «намордник» коммунистической идеократии, не дававший им воровать всласть. Только так можно объяснить тот парадоксальный факт, что газеты и журналы, контролировавшиеся коммунистической партией, во время перестройки начали вдруг печатать антикоммунистические статьи.
Народ, в массе своей не понимавший, что коммунистическая идеология в первую очередь защищает именно его права, ограничивая произвол бюрократии, не воспротивился такому повороту, тем более, что он уже был соответствующим образом воспитан передачами «Голоса Америки» и «Свободы». На последовавших «свободных» выборах большинство народа голосовало так, как ему сказали против коммунистов. Но даже при всем при этом, на референдуме о сохранении СССР народ проголосовал за обновленный СССР. Народ хотел именно этого — обновления СССР, а не его разрушения. Но остановить запущенный механизм разрушения было уже не под силу никому. Разыграв в августе 1991 года потешный «путч», номенклатура, жаждавшая вырваться из ограничений накладываемых на нее коммунистической идеократией, использовала его в качестве предлога для того, чтобы потребовать роспуска коммунистической партии. Распустив партию, Горбачев лишился реальных рычагов управления страной. С этого момента его судьба и судьба всей страны были предрешены. Страна рассыпалась на части. Тут совпали интересы Запада, который желал ослабления, а если можно, то и уничтожения СССР, интересы местных националистов, которые всегда этого желали, и интересы местной бюрократии, получившей возможность создать множество новых доходных мест — ведь теперь каждой из пятнадцати республик нужны были свои государственные органы, заменявшие единые центральные органы, свои посольства за рубежом, погранпосты и таможни на границах между республиками и т. д. и т. п. В одной только Российской Федерации численность чиновников, управляющих государством в три раза больше чем в СССР, хотя сама РФ в два раза меньше Советского Союза. Мафия также хорошо погрела руки во всеобщем хаосе и при отсутствии ясных законов.