Для того, чтобы ответить на этот вопрос надо понять откуда вообще взялись инстинкты, и откуда взялся разум.
Любое живое существо, чтобы выжить, должно иметь внутри себя какую-то модель окружающей действительности, определяющую его поведение. На ранних этапах эволюции жизни, когда еще не было на Земле существ с большим мозгом, информация о внешней среде намертво «прошивалась» в устройстве нервной системы животного. Я говорю «намертво», поскольку каждое конкретное животное рождалось и умирало с одной и той же «схемой» нервной системы: схема эта была записана в генах, а гены на протяжении жизни индивидуума не изменяются. Можно сказать, что такое животное аналогично такому компьютеру, все программное обеспечение которого «зашито» в ПЗУ на заводе. Любые изменения в подобную модель внешней среды могли вноситься лишь естественным отбором на протяжении многих поколений. Это была очень «негибкая» система, и не удивительно, что в конце концов на свет появились организмы с «перезаписываемой памятью», в которую можно было записывать и перезаписывать информацию в течении жизни отдельного организма. Модель внешней среды, хранящаяся в организме, теперь могла изменяться на протяжении его жизни, в зависимости от изменения внешних условий.
Но и информация, записанная в генах (условно назовем такую информацию «инстинктами»), в общем-то, никуда не исчезла. Покуда модель внешней среды, доставшаяся от прошлых поколений и записанная в генах, совпадает с моделью, создаваемой в реальном времени в «перезаписываемой памяти» (назовем такую модель «индивидуальным опытом») все обстоит прекрасно. Никаких внутренних конфликтов не возникает, и внешний наблюдатель не сможет определить, чем вызван тот или иной поведенческий акт: «инстинктом» или «опытом». Но вот условия внешней среды изменились. Соответственно изменился «индивидуальный опыт», а «инстинкты» остались прежними. Как поведет себя организм? Что окажется сильнее: «инстинкты» или «опыт»? Если «инстинкт» окажется сильнее, и организм поведет себя не в соответствии с теми условиями, в которых он реально живет, а в соответствии с теми условиями, в которых жили его далекие предки, шансов на выживание у него будет очень мало. Я уверен, что естественный отбор давно уже «встроил» во все успешно выживающие виды животных такой механизм арбитража конфликтов между «инстинктами» и «опытом», при котором командам идущим от «опыта» присваивается более высокий приоритет.
Сегодня внешний наблюдатель не сможет сказать, чем вызвано такое, например, свойство человеческой натуры, как жадность «опытом» или «инстинктом», поскольку «опыт» и «инстинкт» на сегодня пока что не конфликтуют между собой — сегодня, как и тысячи лет назад, тот кто успел что-то ухватить и приберечь, имеет больше шансов выжить, чем тот кто урвать не сумел. Но если ситуация изменится, и «опыт» начнет говорить, что возможности получения ресурсов отныне равны и для «жадины» и для «бессеребренника», но жадины пользуются меньшим уважением в обществе, возникнет конфликт между «опытом» и «инстинктами». И есть существенно большая нуля вероятность, что этот конфликт будет решен не в пользу «инстинктов».
Я думаю, что в случае человека (в отличие от животных) гораздо большую проблему чем инстинкты в прямом смысле этого слова (т. е. поведение, определяемое генами) будут представлять из себя то, что можно условно назвать «культурными инстинктами», т. е. те обычаи, которые достались нам от далеких предков, но которые не всегда соответствуют реалиям новой жизни. Эта особенность человека связана с тем, что из животных только он использует вторую сигнальную систему (т. е., язык), которая позволяет передавать информацию от поколения к поколению (аналогично генам), что привносит в систему элемент «негибкости», характерной для генов (а не для памяти). Но, создавая проблему, вторая сигнальная система одновременно дает нам и средство к ее решению. Она позволяет нам строить очень сложные модели действительности, в том числе и модели самих культуры, языка, обычаев, которые позволяют нам судить, устарели они или нет, соответствуют ли сегодняшней действительности или не соответствуют. Если Вам не нравится слово разум, можете назвать эту способность сознанием, мышлением, как угодно — не в слове суть.
Все это, в общем-то, азбучные истины материалистического понимания истории и человеческой природы (почти что на уровне банальной сентенции «собака бывает кусачей только от жизни собачей»), и я не стал бы на них так долго останавливаться, если бы все мы не были жертвами идеалистического понимания коммунизма, царившего в нашей стране на протяжении многих десятилетий. Именно то обстоятельство, что большинство наших соотечественников под коммунизмом понимают именно и только идеалистический коммунизм, позволило широко распространиться представлению о том, что коммунизм неосуществим, поскольку он противоречит человеческой природе. Идеалистический коммунизм действительно неосуществим, и он действительно не соответствует человеческой природе, но идеалистический коммунизм не имеет ничего общего с коммунизмом как материалистическим учением.
Итак, подытожим: особенности советской цивилизации идеально вписываются в основные тенденции развития человечества. Тенденции технического прогресса, если продолжить их в будущее, открывают возможность не дать человечеству забрести в тупик информационного капитализма, возможность преодолеть барьер роста, вывести гуманистическую цивилизацию из нынешнего кризиса. Но для того, чтобы эта возможность была реализована, необходим «цивилизационный фактор», наличие цивилизации, которая хочет воспользоваться этой возможностью. Иными словами, на нас, наследников советской цивилизации, легла огромная историческая ответственность: если мы не сумеем сохранить советский народ и советскую цивилизацию, это может закончиться гибелью общемировой гуманистической традиции и провалом человечества во мрак второго средневековья.